В Корпусе Бенуа Русского музея до 15 октября идет одна из главных выставок-блокбастеров этого лета в Петербурге. К 165-летию Михаила Врубеля тут собрали почти все его хрестоматийные работы от «Царевны-лебедь», «Демона сидящего» и «Пана» до «Шестикрылого серафима», «Сирени» и графических штудий по запечатлению перламутровых переливов раковины. Рассказываем, на что в экспозиции стоит обратить особое внимание.
Оговоримся сразу: московских масштабов от выставки в Русском музее ждать не стоит. Это в Третьяковской галерее в ноябре 2021-го встретились три демона Врубеля («Демон сидящий», «Демон летящий» и «Демон поверженный»), обе части «Пророка» висели, как и задумано, одна над другой, кураторами выступили Ирина Шуманова и Аркадий Ипполитов, а архитектурное решение придумывал Сергей Чобан. Та экспозиция стала одной из самых посещаемых в России в минувшем году, а попасть на нее смогли далеко не все желающие.
Для них (то есть многих из нас) более камерный вариант Русского музея — шанс увидеть вместе главные работы Михаила Врубеля. Зрителей не удивляют кураторскими решениями, разве что экспонаты размещены тематически: есть тревел-уголок («Испания», «Венеция», «Гадалка»), есть зал про демонов и их растительную предтечу «Сирень», есть сказочный период с «Царевной-лебедь» и многочисленными портретами музы-жены Врубеля Надежды Забелы.
В четырех залах Корпуса Бенуа, ставших ради выставки ядовитых сиреневых и лазоревых цветов, даже в будний день множество зрителей, но билеты еще можно купить — и на ближайшие даты. Правда, туры с экскурсиями расписаны до июля, но аудиогид (и наш краткий экскурс по хайлайтам) вполне может стать ликбезом ради главного: встречи с работами Врубеля.
«Шестикрылый серафим», 1904
Последняя законченная работа Врубеля (выполненная маслом) была выбрана Русским музеем как «лицо» всей выставки. С ней и созданы цифровые баннеры, и печатаются афиши-растяжки и открытки на память. Это и предмет гордости — она находится как раз в собственной коллекции Русского музея. Фирменные крупные мазки, будто имитирующие мозаику, выдают еще и сложное эмоциональное состояние Врубеля. С 1902 года и вплоть до смерти в 1910-м ментальные проблемы с редкими улучшениями стали вечным его спутником. Хотя состояние гомона, как при Вавилонском столпотворении, ангельских и не только голосов и спутанности сознания еще больше заметны в его оставшейся незавершенной картине «Видение пророка Иезекииля» 1906-го (она тоже есть на выставке — и советуем всмотреться в нее внимательнее). Любители мистических трактовок в искусствоведении говорят, что живописец проделал путь восхождения от демонического вновь к божественному и свету. Правда, скорее метафорически и метафизически — потому что в конце жизни Врубель ослеп.
«Жемчужина», 1904
Впервые весь «жемчужный» цикл собрали как раз на выставке в Третьяковке в прошлом году. В Русском музее его повторили, поставив в центр композиции ту самую чудом уцелевшую раковину, чьи перламутровые переливы в графике и пытался передать Врубель. (Ее художнику подарили как пепельницу.) Вокруг нее собраны рисунки-штудии, а справа (если считать от входа в зал) висит сама картина. Ее современники Врубеля, в отличие от предшествовавшей угольно-карандашной графики, считали не совсем удачной — из-за нимф-царевен, что возлежат внизу. Хотя художник говорил, что они будто сами там возникли, когда он стал работать красками. По традиции черты одной из них напоминают образ его жены — оперной певицы Надежды Забелы, чьи портреты он писал всю жизнь.
«Демон сидящий», 1890, «Демон летящий», 1899, «Голова демона» (майолика), 1894
Выставка в Третьяковской галерее начиналась сразу с кульминации — появления вместе трех живописных врубелевских «Демонов». В версии Русского музея их два, то есть «встреча» не такая уж и историческая (но есть и акварель «Тамара и Демон» 1891 года). «Демона поверженного» (1902) Третьяковка не смогла передать из-за плохой сохранности. Зато есть и бонус — гипсовая «Голова Демона», которая на гастроли в Москву не ездила. Тоже из соображений безопасности для хрупкого экспоната — ее уже восстанавливали по кусочкам, когда в 1920-х майолику разбил страдающий ментальным расстройством посетитель. Рядом есть и набросок будущей «Головы». Говорят, современники угадывали в ней черты Эмилии Праховой — большой любви Врубеля (до встречи с Забелой) и жены его киевского заказчика и покровителя. Согласно апокрифу ее же лицо он ранее изображал ликом «Богоматери с младенцем» в иконостасе Кирилловской церкви.
Тайной «Демона летящего» долгое время было то, что к картине якобы не сохранилось эскизов. Как будто Врубель написал ее в едином устремлении (об этом же говорится в аудиогиде к выставке). Благодаря новым экспертизам перед выставкой выяснилось, что рисунок, считавшийся наброском к «Демону поверженному», был изначально штудиями к «Демону летящему». То есть сама картина стала как будто эскизом к новому переосмыслению.
Врубель вообще часто использовал одни и те же холсты, что придавало в итоге всему немного другой символизм — так, «Дама в лиловом» (Портрет Н.И. Забелы-Врубель, 1904-1905) совмещен с «Пророком», чьи очертания тоже ясно проступают на заднем фоне.
«Сирень», 1900
Картину считают предтечей врубелевских «Демонов». Биограф и друг художника Степан Яремич говорил, что благодаря работе над сиренью был найден тот самый цвет для Демона — «лиловый сумрак ночи». Плюс, в картине различается некий персонаж. Его трактуют и однозначно, как все того же Демона (например, на этом настаивал Розанов), так и более обтекаемо: как некий дух, то ли запутавшийся в кустах сирени, то ли застывший и ими завороженный.
Впоследствии, вполне по заветам Ланы Дель Рей, Врубель выбрал розы вместо фиолетовых цветов (хотя у Ланы — фиалок). На выставке есть его акварельный рисунок «Роза» 1904 года.
«Царевна-лебедь», 1900
Самый хрестоматийный образ, знакомый даже тем, кто о Врубеле почти ничего не слышал. На выставке в Русском музее сказочную царевну рифмуют с картиной «Лебедь» — изображением просто птицы. Это про двоичность и амбивалентность — божественного с демоническим и волшебного с прозаическим. Впрочем, и современники Врубеля видели в «Царевне-лебедь» тревожность и дионисийское начало, а не исключительно символ чистоты и невинности.
Отдельная игра — угадать, кто же в итоге изображен на картине. И нет, очевидный ответ «Надежда Забела» не всегда устраивал исследователей, хотя Надежда Ивановна и репетировала как раз в то время «Сказку о царе Салтане» Римского-Корсакова. Кто-то видит в ней собирательный образ с преломленными чертами все той же Эмилии Праховой.
Комментарии (0)