Культуролог и историк Лев Лурье полагает, что взаимопомощь и самоорганизация петербуржцев после теракта 3 апреля имеет ту же природу, что и митинги 26 марта, и доказывает: горожане видят себя цельным сообществом.
Про самоорганизацию после теракта
Блокада ли, наводнение или сложности со снабжением в начале 1990-х – все эти события вызывали у какого-то количества людей альтруистические чувства. Да и вообще – люди не такие уж и мерзавцы.
Что касается вчерашних событий, заметен качественный рост общей организованности. Он связан с несколькими факторами. Во-первых, наш город становится самым европейским в России. Скорее всего, потому что мы просто физически близко к Европе, у нас бывает большое число туристов, а почти у всех петербуржцев есть опыт спокойной хельсинской и иматровской городской жизни.
Очень важно, что Петербург – город гораздо более гомогенный, чем Москва. Большинство людей, что называется, «здесь родившиеся» – поэтому общие культурные ценности быстрее передаются. Ну и, наконец, самоорганизация естественно связана с социальными сетями, темой благотворительности и взаимопомощи – люди постепенно подключаются к этим процессам.
Не вижу большой разницы между тем, что было вчера после теракта, и тем, что мы наблюдали на Марсовом поле 26 марта — это тоже пример самоорганизации. Мне было страшно за молодых людей, которые вышли на несанкционированный митинг, а потом рванули на Дворцовую и Невский. Но они продемонстрировали довольно серьезную самоорганизацию. Они не били никаких витрин, переходили улицы на зеленый свет, не толкались и не кричали ничего оскорбительного. Было видно, что это не хаотичная масса, а организованные цивилизованные европейские молодые люди. То, что их родители, да и они сами, организовались через неделю – похоже одно на другое.
Это ощущение не правосознания, а создания общества, помимо государства – на него рассчитывать не приходится, от него постоянно ждут какой-то «подляны». Единственный способ облегчить себе жизнь – знать, что другие тебе помогут. У русского человека всегда было что-то клановое: в случае чего позвонить дяде-прокурору, а не обратиться к случайному прохожему на улице. Сейчас происходит объединение семейного с анонимным: горожане видят себя как некое сообщество. Грубо говоря, если произошла беда, я могу обратиться не к дяде, а вообще к кому-нибудь – и мне помогут.
Про ксенофобию и страх
Не думаю, что после теракта будет скачок ксенофобии. Мне кажется, что антиазиатские чувства пошли на спад. Потому что из-за экономических условий представителей монголоидной расы действительно стало значительно меньше в Петербурге. И горожане начали замечать определенные неудобства, потому что мы все-таки страшно зависим от работы дворников, продавцов и так далее.
Я вчера шел по улице и не видел какого-то особого страха. Население было обычным образом угрюмо, но нам просто это свойственно – нашему городу. Никто особенно не кричал. Люди оказывали помощь практически молча. Из того, что знаю от приятелей, панические вскрики, напротив, встречали неприятие окружающих.
Нынешний мэр Лондона — кстати, мусульманин — как-то сказал, что жизнь в многомиллионнике предполагает такой риск, как теракт. За то, что мы живем в довольно большом городе, приходится платить: безопасность в нем гораздо ниже. У нас случались катастрофы по количеству жертв и более ужасные. Например, крушение самолета A321 над Синаем. Конечно, страшно будет ходить в метро какое-то время, но мы привыкнем.
Комментарии (0)