«Мадонна» на Газетном, «Девушка с жемчужной сережкой» на Пушкинской, «Греческая женщина» на Кировском — многие из нас любовались ими на стенах зданий Ростова. Подписаны работы скромно: Li Ande и «Книжный». Время от времени произведения стрит-арт-искусства поливают краской, закатывают в штукатурку или просто покрывают нецензурной бранью. Мы прошлись по существующим локациям и нашли новую вместе с Лидой Железняк, ростовской художницей, под чьей рукой на архитектуре города вырастают картины, и Артуром Акоповым, руководителем «Книжного» и партнером Лиды в проекте. О потерянном Ван Гоге, о ростовчанах-альтруистах и о том, как правильно отогревать акрил в машине, читайте в нашем интервью.
Лида: С ребятами из «Книжного», Артуром Аслановым и Евгением Литвиненко, мы познакомились, когда у них было большое пространство на Кировском. На нулевом этаже они организовали галерею, и там была наша с подругой первая персональная выставка. Из этой выставки, собственно, и вырос проект. Мы даже название оставили — «Прикасаясь к вечности». Потому что тема та же — воспоминания о классиках, моя интерпретация мировых картин. Грубо говоря, у меня идет трехлетняя выставка.
— Кто предложил идею проекта?
Лида: Это было довольно спонтанно. Я давно мечтала о чем-то масштабном, но боялась. Мол, как я пойду и буду на стенах рисовать? А Женя (друг Артура и учредитель «Книжного» — прим. ред.) и его девушка говорили, что в Питере есть стрит-арт, хочется чего-то подобного и в Ростове. И, собственно, получилось, что идея родилась между всеми нами, а Артур поддержал.
Артур: Изначально Женя и Лида пришли ко мне с горящими глазами и сказали, что придумали проект, связанный со стрит-артом. Я, естественно, схватился за голову и стал объяснять им, что так нельзя, это вандализм и нас всех ждет административная ответственность. Потом выдохнул, говорю: «Идите рисуйте, с остальным я разберусь».
— То есть с администрацией строил диалог ты? Как там отреагировали на идею рисовать на стенах зданий?
Артур: Я обратился в администрацию Кировского района не по шапочным знакомствам, а как гражданин и подробно представил наш проект: мы хотим писать классические картины на архитектуре, которая в плохом состоянии. Это получило хороший отклик, нас приняли, но сразу объяснили, что согласовать со всеми владельцами зданий не выйдет. Для этого нужно придавать проекту определенный статус совместного с администрацией, городом, районом и т.д. А мы же работаем по принципу «делай добро и беги». Нам сказали так: есть Кировский район, в пределах которого мы можем дать карт-бланш на вашу деятельность в рамках законных актов. Вы ответственно относитесь, мы — тоже. По сей день к нам не было никаких административных претензий.
— Как происходит отбор картин и подходящих зданий?
Лида: Картины я выбираю те, что мне действительно нравятся и подходят по цветовой гамме к архитектуре. А локации мы ищем вместе. Смотрим, чтобы здание было в плохом состоянии, часто исписанное всякими надписями, и добавляем туда что-то живописное и светлое. Просто мне хочется, чтобы было что-то красивое вместо грязи и матерных слов.
— В чем заключается сотрудничество Лиды и «Книжного»?
Лида: Ребята брали на себя урегулирование вопросов с властями, а я — творческую составляющую. Но важно отметить, что это полностью благотворительный и душевный проект, в котором не замешаны деньги. Он строится на дружеских отношениях и обоюдном желании творить.
Здесь мы с Лидой и Артуром подошли к самой свежей в рамках проекта работе [пер. Газетный, 68]. Это «Мадонна» в авторской интерпретации художницы. Лида написала ее 10 декабря 2020 года, а в марте картину изуродовали надписью. После восстановления прошло 3 месяца, и 6 июня «Мадонну» в прямом смысле слова покрыли матом, а затем повторили это спустя неделю.
Лида: Он попытался сверху закрасить. Только он еще закрыл букву «А», которую я специально оставляла.
Артур: Он не знал о тонкой художественной задумке.
Речь идет о молодом человеке, который решил помочь Лиде и собственноручно избавиться от следов вандализма.
Лида: Первый раз, после мартовского происшествия, я реставрировала ее сама и намеренно оставила букву «А» в конце слова на волосах. Она не очень заметна, но создает историю картины. А уже в июне, как только это случилось, мне в директ прислали фото, и один парень написал мне: «Не переживай, я уже все закрасил, нужно только поправить твоей рукой». Прошла неделя, та же самая надпись на том же самом месте. Вероятно, той же самой рукой. И мой неизвестный спаситель снова пришел и избавился от нее, а мне сказал: «Если вандал придет 100 раз, я тоже приду 100 раз и исправлю, а ты не трать свои нервы».
— Когда портят картины, внутри играет собственническое «я старалась, как вы смеете!» или что-то другое?
Лида: Собственнического нет, но грустно, это точно. Потому что рисуют ведь ни сверху, ни сбоку, а прямо на лице. Видно, что со злостью. Я человеку зла не делала, а он мне и моей работе делает. Но в последнее время уже более спокойно к этому отношусь. Не могу я изменить кучу людей, и надо с этим смириться.
Отходим от картины и возвращаемся к вопросу о сотрудничестве.
Артур: Если коротко, то идея и реализация совместные. Начиная с того, что проект должен быть административно подкреплен, заканчивая тем, что в 4–5 утра нужно приезжать на локацию, подавать кисти, держать стремянку, отогревать краски в машине, когда на улице -30 ℃. Чем, собственно, и занимается «Книжный».
Лида: Для меня как для художника присутствие Артура или Жени на локации — это в первую очередь про спокойствие. Потому что писать городские работы — совсем не то же самое, что сидеть в студии и тихо рисовать в удобном для себя темпе. Мы выходим рано утром, чтобы прохожие не отвлекали, и работаем очень быстро, часа полтора в целом. Но в этот небольшой промежуток времени нужно быть максимально абстрагированной от внешних раздражителей. Творчество же очень тонкий, эмоциональный процесс, и для него нужно сосредоточение, независимо от размера работы. И ребята — это мое спокойствие и поддержка. Я их называю секьюрити. Когда они рядом, я могу довериться и отключиться. Все вопросы берет на себя Артур, а я вообще ни на что не отвечаю.
— Как вы делите расходы на материалы?
Артур: Тут тоже нет строгой договоренности. Если у Лиды есть краска — отлично. Если нет, она нам говорит, и мы едем и покупаем.
— Вы выходите так рано, потому что на первых порах были какие-то неприятные инциденты?
Лида: Ничего серьезного, но иногда приставали с вопросами: «А что это? А зачем это? А чем это?» Сейчас тоже бывает, но меньше. И мое любимое, когда лезут и говорят: «Я тоже в школе рисовал». В качестве ответа в голову приходит только: «О, а я тоже умею ходить».
Артур: Люди хотят поделиться или быть сопричастными, и в этом нет ничего плохого, потому что они не со зла говорят. В другой ситуации подобные фразы были бы уместны, а здесь получается, что Лида сосредоточена, у нее четкая задача — сделать хорошо и быстро. И когда люди подходят и пытаются взаимодействовать, на эмоциональном уровне это не вызывает ничего, кроме раздражения. Поэтому я отвожу таких активных наблюдателей в сторону и начинаю: «Вы рисовали в школе? Здорово, знаете, а я — нет. Давайте вы нарисуете что-нибудь и пришлете нам...» И стараюсь мягко закончить диалог.
Следующая работа на нашем пути — «Автопортрет», Жак Луи Давид [ул. Горького, 166]. Он расположен так, что заметен издалека.
Лида: «Автопортрет» немного выходит за пределы нашей концепции, потому что здание не в плохом состоянии. Но здесь работают наши друзья, и они попросили сделать что-то красивое. Я согласилась. Кстати, как раз после этой работы я столкнулась с первым негативом. Мой бывший друг сказал, что таким образом я испортила здание. Оно, мол, серое, советское и так и должно стоять большим многогранником, но я не соглашусь. Оно очень скучное, поэтому захотелось его украсить. Не думаю, что испортила что-то.
— Интересно, что таких претензий нет к надписям вокруг картины.
Лида: Да, к ним и не будет претензий. Люди их не замечают, в глаза бросается только яркое пятно — картина.
— Также не было претензий к стене на ул. Семашко, 55, пока она стояла испещренная неаккуратными абстракциями и нецензурщиной. Но, когда вы написали там иллюстрацию к «Тихому Дону», ее тут же закрасили. С чем это может быть связано?
Артур: В первую очередь, картина была за пределами Кировского района, но это только наша ошибка. Но, если честно, мы не искали виноватых. Это могло быть решение главы городской администрации, а может, дворник делал обход своей территории, заметил, но у него не стояло задачи прочувствовать полноту художественного образа, а стояла задача иметь белый забор. А то, что там до этого было много нецензурных слов написано, так их никто не замечает. Мы живем в эпоху информационного шума, когда не замечаем ни рекламы, ни надписей на стенах, а тут появилось целостное произведение, которое привлекает к себе внимание. Вообще, борьба с муралами — довольно сложная тема. Потому что кто-то говорит: «Как вы смеете трогать искусство!» А кто-то говорит: «Ребят, стрит-арт он такой и есть. Он существует в моменте. Сегодня он есть, завтра — нет».
Лида: На самом деле, я раньше не понимала эту мысль, но за три года я повзрослела и в творчестве, и как личность и сейчас смотрю на все иначе. Через вандализм картина обрастает историей. Это как с Бугро, когда облили краской черной. Поначалу было, конечно, больно и грустно, но потом ты понимаешь, что картина живет своей жизнью. Это стрит-арт, это улица, любой может прикоснуться и сделать что-то.
Тут мы как раз подходим к многострадальной работе на Кировском, 53. Это Адольф-Уильям Бугро «В раздумьях».
Артур: Это все буквально было залито краской. Никто не пришел с валиком или кистью. Пришли, видимо, с ведром и равномерно поливали по контуру серой краской. Мы очень оперативно приехали, отмыли как могли. Тут вода с краской ручьями текла на дорогу, пришел дворник, я бросился перед ним извиняться, а он говорит, мол, успокойтесь, какие-то… и дальше 7–8 нецензурных слов в адрес вандалов… испортили, а вы извиняетесь. Говорит: главное — спасайте искусство, а я уберу потом.
Лида: На самом деле, мне нравится, как ведет себя эта работа. Я ее рисовала первой, поэтому прошло уже немало времени, краска кое-где отшелушивается. На шее вот откололся небольшой кусочек. Она так состаривается и смотрится очень фактурно. Мне нравится, это придает шарма.
— Был ли неудачный опыт выбора локации?
Артур: Мы очень хотели использовать стену на пересечении Кировского и Суворова. Угловое здание, дореволюционное, неотремонтированное и неиспользуемое. И угол здания слизан так, будто там должна быть дверь. И это идеальное место, отлично просматривается. Фактически холст 1,5×2 м. И мы там написали «Рождение Венеры», а через день я общался с мужчиной, который присматривает за этим и еще рядом зданий, и он с полным пониманием и горечью сказал: «Ребят, я все понимаю, но должен закрасить. Искусство искусством, я сам художник, но бюрократия есть бюрократия». Картины больше нет, она просуществовала день.
Лида подводит нас к локации, в которой хотела бы сделать следующую работу.
— Я могу в интервью сказать предположительный адрес будущей картины?
Лида: Наверное, не стоит пока. Потому что года полтора назад была забавная история: мы сделали опрос в паблике «Ростов Главный», где предложили несколько вариантов картин на выбор. Люди выбрали портрет Ван Гога, а мы его так и не нарисовали. Вдруг и в этот раз так получится.
— Кто-нибудь заметил, что обещанной работы нет?
Артур: Насколько я помню, никаких претензий не было. Но может случиться так: через пару лет Лида — ведущая стрит-арт-художница России, дает интервью Юрию Дудю, и он говорит: «Лида, где Ван Гог?»
Текст: Дарья Кацюба
Комментарии (0)